Неточные совпадения
Его железная натура, кажется, не знала, что такое усталость, и жить по целым месяцам
в глубине тайги, по неделям
спать под прикрытием полотняной
палатки на снегу
в горах, делать тысячеверстные экскурсии верхом — во всех этих подвигах Данила Шелехов не знал соперников.
В этот день мы прошли мало и рано стали биваком. На первом биваке места
в палатке мы заняли случайно, кто куда
попал. Я, Дерсу и маньчжур Чи Ши-у разместились по одну сторону огня, а стрелки — по другую. Этот порядок соблюдался уже всю дорогу.
Когда намеченный маршрут близится к концу, то всегда торопишься: хочется скорее закончить путь.
В сущности, дойдя до моря, мы ничего не выигрывали. От устья Кумуху мы опять пойдем по какой-нибудь реке
в горы; так же будем устраивать биваки, ставить
палатки и таскать дрова на ночь; но все же
в конце намеченного маршрута всегда есть что-то особенно привлекательное. Поэтому все рано легли
спать, чтобы пораньше встать.
В полдень погода не изменилась. Ее можно было бы описать
в двух словах: туман и дождь. Мы опять просидели весь день
в палатках. Я перечитывал свои дневники, а стрелки
спали и пили чай. К вечеру поднялся сильный ветер. Царствовавшая дотоле тишина
в природе вдруг нарушилась. Застывший воздух пришел
в движение и одним могучим порывом сбросил с себя апатию.
При морозе идти против ветра очень трудно. Мы часто останавливались и грелись у огня.
В результате за целый день нам удалось пройти не более 10 км. Заночевали мы
в том месте, где река разбивается сразу на три протоки. Вследствие ветреной погоды
в палатке было дымно. Это принудило нас рано лечь
спать.
Утром
спать нам долго не пришлось. На рассвете появилось много мошкары: воздух буквально кишел ею. Мулы оставили корм и жались к биваку. На скорую руку мы напились чаю, собрали
палатки и тронулись
в путь.
Ночью, перед рассветом, меня разбудил караульный и доложил, что на небе видна «звезда с хвостом».
Спать мне не хотелось, и потому я охотно оделся и вышел из
палатки. Чуть светало. Ночной туман исчез, и только на вершине горы Железняк держалось белое облачко. Прилив был
в полном разгаре. Вода
в море поднялась и затопила значительную часть берега. До восхода солнца было еще далеко, но звезды стали уже меркнуть. На востоке, низко над горизонтом, была видна комета. Она имела длинный хвост.
Оказалось, что
в бреду я провалялся более 12 часов. Дерсу за это время не ложился
спать и ухаживал за мною. Он клал мне на голову мокрую тряпку, а ноги грел у костра. Я попросил пить. Дерсу подал мне отвар какой-то травы противного сладковатого вкуса. Дерсу настаивал, чтобы я выпил его как можно больше. Затем мы легли
спать вместе и, покрывшись одной
палаткой, оба уснули.
Пустая юрта, видимо, часто служила охотникам для ночевок. Кругом нее весь сухой лес давно уже был вырублен и пожжен. Дерсу это не смутило. Он ушел поглубже
в тайгу и издалека приволок сухой ясень. До самых сумерек он таскал дрова, и я помогал ему, сколько мог. Зато всю ночь мы
спали хорошо, не опасаясь за
палатку и за одежду.
Бивак наш был не из числа удачных: холодный резкий ветер всю ночь дул с запада по долине, как
в трубу. Пришлось спрятаться за вал к морю.
В палатке было дымно, а снаружи холодно. После ужина все поспешили лечь
спать, но я не мог уснуть — все прислушивался к шуму прибоя и думал о судьбе, забросившей меня на берег Великого океана.
Во время путешествия скучать не приходится. За день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака.
Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям на земле; никакая городская гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь
в свой спальный мешок и уснешь таким сном, каким
спят только усталые.
В стороне под покровом
палатки спали мои стрелки, около них горел костер.
Словно там что-то большое, громоздкое
падало, рушилось и с грохотом валилось с одного уступа на другой, и
в этот момент
палатка наша вздрогнула и качнулась.
Эта сторона была вся
в черной тени, а на другую
падал ярко-бледный свет, и казалось, на ней можно было рассмотреть каждую травку. Выемка уходила вниз, как темная пропасть; на дне ее слабо блестели отполированные рельсы. Далеко за выемкой белели среди поля правильные ряды остроконечных
палаток.
— А вы выпьете, Осип Игнатьич? — продолжал голос
в палатке, верно обращаясь к спавшему комисионеру. — Полноте
спать: уж осьмой час.
И так я
попал в общество офицеров и жил
в палатке Кости Попова.
Ему нужна пустыня, лунная ночь; кругом
в палатках и под открытым небом
спят его голодные и больные, замученные тяжелыми переходами казаки, проводники, носильщики, доктор, священник, и не
спит только один он и, как Стенли, сидит на складном стуле и чувствует себя царем пустыни и хозяином этих людей.
Юрий
спал на мягком ковре
в своей
палатке; походная лампада догорала
в углу и по временам неверный блеск пробегал по полосатым стенам шатра, освещая серебряную отделку пистолетов и сабель, отбитых у врага и живописно развешанных над ложем юноши...
Солдаты укладывались
спать.
В нашей
палатке, где, как и
в других, помещалось шестеро на пространстве двух квадратных сажен, мое место было с краю. Я долго лежал, смотря на звезды, на костры далеких войск, слушая смутный и негромкий шум большого лагеря.
В соседней
палатке кто-то рассказывал сказку, беспрестанно повторяя слова «наконец того», произнося не «тово», а «того».
В палатке, казалось, уже все
спали; но минуты через две после того, как я лег, Федоров, спавший рядом со мною, тихо спросил...
Ну, однажды ночью Иван Семеныч
спит у себя
в палатке пьяный, а мы с Марфенькой у огонька сидим да глупости разные болтаем…
В то время когда другие дрожат от холода, араб
спит босой
в открытой
палатке, а
в полуденный зной он спокойно дремлет на раскаленном песке под лучами солнца.
Когда все успокоилось, Патап Максимыч сел
в верхних горницах за самоваром вместе с Никифором. Позвали чай пить и старика Пантелея, а Василий Борисыч
в подклети на печке остался.
Спать он не
спал, а лежа свои думы раздумывал. Между тем Чапурин, расспрашивая, как узнали о подломе
палатки при самом начале дела, подивился, что стук ломов первый услыхал Василий Борисыч. Не сказал на то ни слова Патап Максимыч, но по лицу его видно было, что он доволен.
Плетня, однако же, парни не тронули; следа бы не оставить после себя, а перелезли через него, благо ни души нигде не было, обошли
палатку кругом и видят, что без большого шума нельзя через дверь
в нее
попасть, дверь двойного железа, на ней три замка.
В нашей
палатке было темно, из чего я заключил, что там уже все
спали.
Опасаясь пурги, мы решили итти домой. Наскоро напившись чаю с сухарями, мы сняли
палатки и пошли
в направлении на юго-восток. Сперва мы
попали в осыпи, где я больно ушиб ногу, потом залезли
в ветроломную гарь, причем Чжан-Бао разорвал свои штаны, затем мы вышли на зверовую тропу.
Во вторую половину ночи ветер стал немного стихать, но дождь пошел с удвоенной силой. Сквозь сон я слышал, как он барабанил
в туго натянутые полотнища
палаток. Орочи не
спали и все время по очереди подкладывали дрова
в костер.
Люди бегут,
падают, опять бегут и стараются собрать веревки. Наконец лодки привязаны,
палатка поймана.
В это время с моря нашла только одна большая волна. С ревом она рванулась на берег, загроможденный камнями. Вода прорвалась сквозь щели и большими фонтанами взвилась кверху. Одновременно сверху посыпались камни. Они прыгали, словно живые, перегоняли друг друга и, ударившись о гальку, рассыпались впрах. На местах падения их, как от взрывов, образовывались облачка пыли, относимые ветром
в сторону.
На этот раз бивак был устроен неудачно. Резкий, холодный ветер дул с материка и забивал дым
в палатку. Я всю ночь не
спал и с нетерпением ждал рассвета. Наконец ночная тьма стала редеть. Я поспешно оделся и вышел из
палатки. От воды
в море поднимался пар, словно его подогревали снизу. Кругом было тихо. Занималась кроваво-красная заря.
Однако, не слушая его, я пролез
в застегнутую
палатку, где стояла моя постель и
спал капитан. — Алексей Иваныч, дайте мне, пожалуйста, десять рублей до рационов, — сказал я капитану, расталкивая его.
Направо и налево, по полугоре, на черной притоптанной земле белели
палатки, а за
палатками чернели голые стволы чинарного леса,
в котором беспрестанно стучали топорами, трещали костры и с грохотом
падали подрубленные деревья.
Мы уже хотели идти
в палатку ложиться
спать, как вдруг над нами просвистело ядро и недалеко ударилось
в землю. Так странно было, — этот тихий спящий лагерь, наш разговор, и вдруг ядро неприятельское, которое, бог знает откуда, влетело
в середину наших
палаток, — так странно, что я долго не мог дать себе отчета, что это такое. Наш солдатик Андреев, ходивший на часах по батарее, подвинулся ко мне.
Шатер для него разбит, стража приставлена. Возле соорудили и походную церковь полотняную (
в ней же постлали сперва кожу, а на ней плат, на который и ставили алтарь; когда ж снимали церковь,
палили место под нею огнем). Великий князь вошел к себе
в палатку с сыном, и все дворчане разошлись по своим местам.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог
спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк,
в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел
в большое отделение
палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Сам шинель у королевской кровати разостлал, рукой дух солдатский разгреб, чтобы королеве не мешало, и
спать улегся, как
в лагерной
палатке.